Под социально-экономической моделью мы будем понимать комплекс институтов, определяющих характер социальной и хозяйственной системы, механизмы, обеспечивающие их дееспособность, единство правил, норм и обычаев хозяйствования и взаимодействия субъектов. Институциональная структура СЭМ включает ценностный уровень, а также уровни идеологических, правовых, политических институтов.

Суть современной СЭМ можно описать как либерально-потребительская версия капитализма, основанная на массовом спросе. Если истоки общества потребления можно проследить уже в первой половине XIX в. с формированием буржуазии эпохи промышленной революции, то основные черты рассматриваемой СЭМ стали складываться на этапе индустриализации. Ее важнейшим элементом стало смещение фокуса промышленности от выпуска капитальных товаров к производству потребительской промышленной продукции, от телефона до автомобиля.

Экономической основой либерально-потребительской СЭМ выступает массовый спрос на материальные блага – прежде всего товары длительного пользования (далее – ТДП), что определялось их свойствами:

• высокой маржинальностью;
• тиражируемостью;
• реальным вкладом в рост качества жизни;
• объективно обусловленным (качество жизни), но сознательно гиперакцентируемым отождествлением таких товаров с благосостоянием и социальным статусом индивида/домохозяйства.

С 1980-х в состав «базовых» потребительских ТДП вошла персональная электроника (более короткоживущий товар в силу особенностей развития технологии), а позднее также коммуникационные услуги (Интернет) и цифровые сервисы, спрос на которые, тем не менее, имел сильную обратную связь с электроникой.

Соответственно, исторически рост и развитие СЭМ приобрело ряд характерных свойств:

• акцентом на технологическое развитие;
• расширением рынков за счет охвата новых категорий потребителей и/или сегментов спроса, но также введения в оборот новых ресурсов;
• стимулированием повышенного потребления за пределами технологических изменений.

Социальный каркас СЭМ основывался на сильном среднем классе как коллективном потребителе и интересанте роста благосостояния в его актуальном для СЭМ понимании, коррелирующим с потреблением ТДП. Важным социальным и культурно-психологическим фактором СЭМ стал поэтапный рост атомизации общества. Этот процесс имел объективный характер в силу специфических требований экономики (работа перестала быть семейным делом из-за специализации; формирование агломераций и миграция рабочей силы разрывали социальные связи). При этом деконструкция традиционных социальных связей имела прямую положительную связь с потреблением. Ведь она приводило к квазисоциализации через тоффлеровские субкультуры и иные социальные группы, атрибутирование которых в условиях СЭМ в огромной мере достигалось через потребление «кастомизированных» материальных благ и услуг. Эта ситуация была вполне осознана капиталистическими элитами и эффективно эксплуатировалась ими.

Эволюция СЭМ

Возможность существования «классического» варианта СЭМ определялась уникальным стечением обстоятельств. К числу ключевых условий следует отнести:

• раннюю индустриализацию;
• эффект быстрого роста с «низкой базы» при переходе от ранне-индустриальной/аграрной СЭМ к эпохе «модерна»;
• непредумышленное или сознательное игнорирование отрицательных экстерналий роста, в т.ч. экологических (что де-факто занижало затраты на развитие);
• международные факторы, в т.ч. низкие цены на часть ресурсов за счет силового и экономического доминирования развитых стран.

Одним из важнейших факторов, безусловно, стала перестройка техно-экономической базы роста за счет формирования ряда новых отраслей (персональная электроника и пр.) и сопутствующих финансовых (венчурные рынки и т.д.) и организационно-управленческих (инновационные инфраструктуры, институты развития и пр.) инструментов. Однако это, в свою очередь, стало возможно в т.ч. благодаря двум группам взаимосвязанных процессов.

Во-первых, это глобализация, чьи эффекты имели каскадный характер. Во-вторых, в условиях достаточно высокого уровня обеспеченности потребителей материальными благами – при невозможности нового «скачка» выпуска и прибылей в этой сфере, началась усиленная сервисизация экономики. В итоге, действие этих двух сил позволило растянуть во времени существование скорректированной версии СЭМ. Однако со второй декады XXI в. и это «обновление» стало давать сбои.

Глобализация столкнулась с проблемой исчерпания ресурса низкой базы роста КНР при отсутствии сопоставимых источников дешевой качественной рабочей силы и иных низких издержек. Все более значимыми становятся и сопутствующие издержки и риски развития, включая экологию, хрупкость глобальных стоимостных цепочек и пр.

Технологические возможности поддержания СЭМ также ограничены. Новые технологии пока обеспечивают удовлетворение потребности мирового производства и потребления в росте и усложнении. Наконец, растут и социальные асимметрии развития.

Однако поскольку современный капитализм не может существовать без постоянного и массового спроса, а люди в рамках текущей версии СЭМ испытывают потребность в интенсивном потреблении более важен второй тренд, который можно обозначить как третью революцию потребления. Одним из базовых отличий станет, несомненно, меняющаяся роль товаров и особенно товаров длительного пользования, а также товарно-сервисных комплексов. Уже описанный транзит паттернов массового потребления к более «ресурсосберегающим» («управляемая бедность», шеринг и пр.) моделям на фоне опережающего роста масштаба и маржинальности сектора услуг относительно товарных рынков (и, соответственно, падение роли товаров, включая ТДМ, как источника ренты элит)будет дополнен специфическими условиями Цифрового мира (ЦМ). Многие материальные блага, которые сейчас служат инструментом удовлетворения вторичных и даже частично первичных потребностей в новых условиях как минимум потеряют свое значение. Например, в метавселенной явно не нужен личный автомобиль. То же можно сказать о личном жилье: качество и размер цифрового «Я» (среднее число лайков и подписчиков уже сейчас) будет играть большую роль, чем метраж недвижимости, ее «вторичные» потребительские свойства и даже само ее наличие.

Следуя логике снижения трансакционных издержек, как базового принципа развития любой экономической среды и системы отношений, как минимум в случае ЦМ-эмуляторов, архитектура и субъектность рынков будущего, вероятно, будет описываться в двух логиках:

• платформенно-сетевой (с присутствием как медиаторов, так и посредников нового типа как несущих элементов рыночной архитектуры);
• проектно-программных «конструкторов» — вплоть до ad-hoc коллективных форматов инновационной производственно-технологических деятельности (ЦМ-«консорциумы») или глобальных стоимостных цепочек.

Третьим локусом изменений станет реальность производства. Несмотря на ожидаемый рост рынков психоэмоциональных услуг, развитый ЦМ возможен только при сохранении как минимум минимально достаточного выпуска и распределения материальных благ и услуг.

Здесь предстоит формирование новых моделей и потребления, и развития производительных сил в условиях иного типа спроса и роста ресурсных ограничений – в т.ч. без постоянного притока сверхресурсов на развитие. Речь будет, видимо, идти о нескольких параллельных путях эволюции:

• возвращение к принципам XIX – начала XX вв. – более долгосрочные и качественные товары, в т.ч. для коллективного пользования, с меньшим акцентом на «малые» обновления;
• усиление тренда на кастомизацию/персонализацию выпуска – что становится технически проще в условиях ЦМ и более удобно именно для товаров с длительным сроком пользования (относительно текущих, искусственно укороченных жизненных циклов товаров);
• рост взаимосвязей с цифровыми проекциями, определяющими как базовые функционалы, так и «вторичную», особенно психо-эмоциональную/культурно-социальную нагрузку/плотность (thickness) блага – например, товары/услуги с верифицируемым эмоциональным наполнением («приготовлено с любовью»).

Наконец, новая система ценностей и новые отношения между субъектами/рынками в новом пространстве-времени будут актуализировать развитие «языка» экономики. На данный момент его выполняют деньги как универсальное, хотя и весьма неточное средство общения экономических агентов. Однако в «горизонтальном» мире с высокой информационной плотностью как минимум часть функций денег может быть перенесено на сервисные цифровые инструменты, такие как блокчейн и аналоги сервисных криптовалют. Которые, в частности, помогут снижать трансакционные издержки, информационные асимметрии и затраты на информацию всех игроков, снижая цену каждого процесса в экономике. В частности, на наиболее простом уровне те же блокчейн-решения позволят перейти на детерминистские принципы управления бизнес-процессами и сделками, аннулируя потребность в деньгах. Для нетоварных психоэмоциональных рынков, где достаточно специфические формы проявления «Я» сами становятся услугами, вообще могут быть не нужны фиатные, даже цифровые валюты в их теперешнем понимании.

Все вместе эти и иные процессы позволяют говорить о перспективах формирования новой социально-экономической модели – СЭМ Цифрового мира (ЦМ-СЭМ).

Однако существуют несколько вариантов такого перехода, определяющих облик конечной системы. Как и в текущей СЭМ, вопрос состоит в характер и роли Человека и Потребителя как «центрального» элемента данных систем.

Новые рынки – новые «ресурсы»

С учетом рисков и возможностей ЦМ, анализа существующих мегатрендов и той роли, которую различные акторы перехода (прежде всего, государство и крупные корпорации) играют в цифровизации, можно условно выделить несколько схематичных сценариев развития (см. Таблицу 1).

Таблица 1 – Сценарии развития ЦМ

С технической точки зрения тот или иной сценарий зависит от решения вопроса о собственности на ключевое «сырье» ЦМ – данные и внимание (залог действия) потребителя. Другим важнейшим вопросом является вопрос о «правах собственности» на ключевое средство производство на рынках ЦМ и техноэкономики – интеллект и талант. Различие сценариев в решении этой проблемы может быть представлено опять же в виде таблицы (см.Таблицу 2).

Таблица 2 – Собственность на ресурсы по ключевым сценариям ЦМ-СЭМ

С точки зрения интересов Человечества и отдельных людей наибольший потенциал для конструктивного роста и развития, а также прав человека в традиционном понимании этих понятий фиксируется в ЛЦК-сценарии.

Растущая сложность всех рыночных и технологических процессов предполагает рост ценности компетенций, знаний и иных аспектов интеллектуальной деятельности в развитии экономики. Их монополизация в рамках закрытых корпоративных (или, шире, бизнес-) и государственных систем, да еще и в условиях искаженного ценообразования на знания/компетенции на мировых рынках является неизбежным, но существенным ограничителем экономического роста в настоящее время. Однако в ином пространстве-времени ЦМ-СЭМ, иной организации рынков и при наличии технической возможности ad-hoc сборки проектно-программной деятельности и быстрого поиска объектов в метавселенных необходимость в таких «рестриктивных» моделях отпадает. При этом тренд может быть поддержан благодаря ряду вызовов, включая следующие:

• потенциал синергий и иных эффектов от сетевой «сборки» компетенций выше, чем у «закрытых» систем, тогда как цена просчета при выборе компетенций для закрытой системы выше;
• возможность формировать закрытые интеллектуальные системы за пределами отдельных отраслей снижается уже сейчас, в т.ч. из-за роста межкорпоративной/межсекторальной мобильности кадров, усиление темпов платформизации и пр.;
• сохранение коммерческой тайны в условиях метавселенных и нейрокомпьютерных интерфейсов может стать проблемой совершенно иного порядка – тогда как те же блокчейн вполне могут обеспечить приемлемый уровень атрибуции интеллектуальных решений (как одна из потенциальных форм интеллектуальной собственности будущего)

Платформы управления отношениями:
продукт рынка будущего

• Управление (само)организацией социальных, экономических и киберфизических миров и их внутренней структуризацией по фрактальному принципу
• Обеспечивает «платформу» для создания отношений и репутаций, является медиатором (AppStore) создания смыслов и ценностей
• Отвечает трендам платформизации как субститута «традиционных» форм власти, социальных связей и пр.
• Бонус: недопущение «развала» социального, экономического и технического миров
• Value add для пользователя: устойчивый поток ценности, эффективность через снижение трансакционных издержек (вместо модернизации управления – инновация)